ВЛАДА

Я пришла в «Ночлежку» 5 лет назад.

Я закончила журфак, работала в газете «Коммерсант» корреспондентом в отделе «Бизнес и финансы».  Поначалу мне было все это жутко интересно. Мне всегда хотелось быть журналистом, дарить людям правду, делать их жизнь лучше. Со временем я поняла, что романтический флёр проходит, и возникло ощущение, что реальная работа с моими представлениями о журналистике вообще ничего общего не имеет.

Через два года случился кризис: стало очень тяжело приходить на работу. Было ощущение, что даже если ты выдашь потрясную новость, такую, что, даже страшно сказать, про воровство, например, или про доказательство того, что обещали сделать и не сделали, и всё будет круто в твоем тексте: всё равно от этого ничего не поменяется! Там, где воровалось, там и будет вороваться, там, где не делалось, там и будет не делаться.

Тогда я стала искать благотворительные организации. Сходила в одну, которая помогает детям, но не почувствовала, что это моё. Сама себя пыталась убедить, что «да, это вообще круто, я хочу быть там волонтером», но чувствовала, что обманываю себя. А потом всплыла Ночлежка. До этого я что-то хорошее про неё слышала от коллег из других некоммерческих организаций, но чем «Ночлежка» конкретно занимается, не особенно представляла. Смотрела их сайт. Сайт тогда был очень убогий, подумала, что, наверно, таким он должен быть, всё-таки это Ночлежка, которая помогает бездомным, совсем у них всё плохо.

Когда пришла в «Ночлежку», ничего особенного не произошло: никаким чаем меня здесь не поили и никак особенно не встречали, но здесь я сразу почувствовала себя на своём месте.

Мне это жутко понравилось. Поначалу я пришла с таким посылом:  «Чем вам помочь? На телефон, может быть, отвечать и говорить: «Здравствуйте, это Ночлежка, я сейчас передам трубку…» Или у вас бумажный завал, который нужно разобрать? Пожалуйста, я все сделаю!»

Пару дней буквально я занималась разбором одежды, потом какими-то бумажками. А потом стала помогать проводить акцию по сбору новогодних подарков и с очень большой отдачей отнеслась к этому делу. У меня был такой подъём! Я лично встречалась с каждым человеком, ездила в разные концы города: мне казалось очень важным посмотреть в глаза каждому и сказать спасибо. Вероятно, сейчас бы я так не стала делать. Просто потому, что нужно адекватно оценивать количество сил, которые у тебя есть . Но тогда это было просто волшебное ощущение. Я увидела так много неравнодушных и добрых людей! Всё началось с этой акции, которую я принялась координировать с большим энтузиазмом.

Каждый нуждающийся может получить в “Ночлежке” не только социальную помощь, но и одежду.

После Нового года буквально полтора месяца я была волонтером. Потом Гриша (директор Ночлежки) мне предложил совмещать работы в газете и в «Ночлежке», помогать по PR. Вот так два года я и проработала на двух работах, а три года назад перешла работать целиком в «Ночлежку».

В «Ночлежке» нет никакой бессмысленной работы. Даже если работа занудная, типа обзвона или поиска в интернете каких-то компаний, которые могут что-то предложить, или мониторинга публикаций про какой-то проект «Ночлежки», то всё равно в итоге эта занудная компьютерная и телефонная работа направлена на то, чтобы отчитаться перед фондами или рассказать людям в социальных сетях о том, что у нас есть такая вот статистика. И каждая из этих сложных цифр важна.

В «Ночлежке» всё время нужно учиться новым видам деятельности, потому что не хватает людей на каждое новое что-то, а идей постоянно очень много. Даже если ты никогда этим не занимался, может быть, сначала робеешь, думаешь: «Как это у меня получится?» Концерт, например. Это же такая ответственность! Но, с другой стороны, задача есть, и нам надо это сделать, и это важно для Ночлежки. Это такая мотивирующая установка: если нужно для Ночлежки, ты «расшибешься в лепёшку», но сделаешь.

Влада во время работы Уличного магазина для бездомных.

Здесь есть очень большая заслуга Гриши. Гриша вообще уникальная личность. То, что он у нас во главе, большое счастье. У него на всё структрурированный и систематизированный взгляд. Очень чётко, по делу и буквально несколькими словами он может разрешить все эти: «у нас не получится», «мы ничего не сможем». И это очень здорово! Он твёрдо дает понять, что все нормально, каждый делает свою работу хорошо, и будет еще лучше, потому что это в интересах Ночлежки, безо всякого морализаторства и давления.

Оступиться может каждый, и обстоятельства неблагоприятные могут сложится в жизни каждого человека. Многие из моего круга общения уверены на 100%, что они не окажутся на улице, их не выгонят родные. Я знаю достаточно историй о том, как люди оказываются на улице, и не исключаю такую возможность для себя. Я не могу представить, что моя мама выгонит меня из дома. Но, с другой стороны, люди, которых выгоняли родители, жены, мужья на улицу, тоже не представляли себе, что такое может произойти.

Или например, когда обманывают при сделке с недвижимостью. Это вариант, от которого не застрахован никто. Я поняла, что обмануть можно любого. Просто иногда достаточно одного человека, а иногда — группы людей, которые построят хитроумный план. Но всё равно, если есть такая задача, то подобрать ресурсы и обмануть, в общем-то, каждого можно. Просто люди по-разному себя ведут, оказавшись в сложной ситуации.

Я  — любительница драматизировать, придумывать проблемы. И если бы я оказалась в такой ситуации, стала бы себя очень жалеть, расклеилась бы, сидела бы и плакала вместо того, чтобы реально искать работу.

Человек оказывается в ситуации, когда у него рухнули все основы. Понятное дело, у него происходит переклин.

И даже если человек изначально пил и оказался на улице, потому что пил, и пошел по миру из-за своего пагубного пристрастия, то ведь пил тоже не от счастливой жизни.

Человек — такая сложная многогранная личность, я думаю, не ко всем можно применять одинаковые требования. У кого-то есть сила воли и сила духа, а у кого-то её не было, и он её в себе воспитывает, как может, а кто-то вообще никогда не сможет этого сделать, потому что все разные, потому что по-разному складываются жизненные пути у людей.

Есть люди, у которых нет моральных сил, например, восстанавливать документы. Даже если всё идет по плану, процедура восстановления документов длится, в лучшем случае, несколько месяцев. И вот приходит человек на приём к нашему социальному работнику, который человеку всё рассказывает пункт за пунктом: куда дальше надо идти?, куда звонить?, что собирать, какие справки? Но после этого человек идёт опять на улицу, где он живёт, где холодно, где мокро и грязно. И пока он восстановит документы, он по-прежнему возвращается каждый раз, после приема социального работника, посещения тех мест, на ту же самую улицу, где у него каждый день стоят просто другие задачи по выживанию. Чтобы думать еще и об этих документах, понимать, как это важно, нужно иметь такую силу воли… Нужно заставлять себя идти по всем этим инстанциям, очень часто не имея уверенности в том, что тебя примут, не выгонят, не унизят в очередной раз.

Думаю, что если бы я куда-нибудь пришла, а меня бы выгнали, потому что я грязная, и от меня пахнет, и еще бы подчеркнули это, у меня бы такой блок появился, я бы больше никогда не пошла ни в какие присутственные места.

Человек очень быстро теряет уважение к себе, когда к нему так все вокруг относятся.

Я, если не успеваю помыть голову, то уже весь день чувствую себя несколько угнетенно. Мне гораздо меньше хочется видеться с какими-то людьми, потому что весь день кажется, что у меня грязная голова, и все только об этом и думают. А если негде помыться много дней, то, представляете, как самооценка может упасть?

Уровень жизни вообще должен быть выше, чтобы людей не тянуло пить. Есть люди, которые начинают пить, пресытившись всем, но их процент намного ниже, чем процент людей, которые пьют от того, что жизнь их не так сложилась. И, возможно, даже уровень жизни в материальном и социальном плане менее значим, чем какое-то духовное развитие.

Несчастным можно быть совершенно при любых обстоятельствах: богатым, бедным, живя на улице, дома, в другом городе. Всегда можно найти причины, чтобы быть недовольным, чтобы тебя вокруг все бесили, чтобы испытывать ненависть. 

Если бы я попала в правительство, что бы я сделала? Я думала об этом и неоднократно. Всегда кажется, что предложив что-то одно, я ущемлю права других людей. Мне, с одной стороны, хочется, чтобы с детского возраста, с детского сада, нет, вообще начиная с того, как ребенок находится в животе у мамы, чтобы родители разговаривали с ним о добре и зле, о каких-то важных, больших вещах. Но ведь каждый человек это совершенно по-своему понимает. И в каждой семье по-своему будут трактовать одну и ту же ситуацию. Если, например, отца обманут на работе, то в одной семье в этом найдут Божий промысел, испытание, посланное вселенной, а в другой семье скажут: «Начальник скотина! Нужно поцарапать ему машину тайком вечером!» Слава Богу, у меня нет власти. Потому что любые инициативы в законодательной власти, даже если изначально посыл был добрым, претворяются обычно в какую-то убогую форму, которая не учитывает всего многообразия жизни.

Понятие плохого, оно же тоже закреплено в каждой конкретной вещи. Есть, допустим, непреложные истины, заповеди Божии, изложенные в Библии. Даже если человек совсем не верит в Бога, по большому счету, это же общечеловеческие понятия. Но когда это касается какой-то конкретной жизненной ситуации, иногда сложно трактовать что-то однозначно.

Если меня обманули, разбираться я скорее всего не пойду, потому что, мне кажется, я для этого несколько малодушна, или, как я сама себе говорю, миролюбива, но подозреваю, что всё-таки малодушна. В тот момент, когда происходит что-то несправедливое, я испытываю чувство обиды и даже гневаться могу вполне полноценно. Но потом, когда эмоции уйдут, я начинаю смотреть на ситуацию по-другому, например, начинаю думать, что всё это мне нужно было для опыта. Но изначально… изначально во мне клокочут все эти низменные чувства души.

Да, я верю, в справедливость. Опять же верю больше мозгом. Люди, которые приходят за помощью в «Ночлежку», я же их не знаю… Мне их очень жалко, но я не знаю этого человека, не прожила с ним жизнь, не видела, как у него всё это сложилось, я знаю историю только из его рассказа. Когда же трагедии и несправедливости происходят с близкими и любимыми людьми, очень часто они просто не укладываются в моей голове. И приходится сидеть и подолгу думать, а как вообще, в принципе, человеку послали такое испытание, зачем? И когда я нахожусь с матерью, у которой сын болен шизофренией, и вижу, как им живётся, я не могу спокойно на это смотреть. Потом уже, когда нахожусь в другом месте, я могу достаточно рассудительно сама себе сказать: «Да, это испытание, каждая душа должна пройти через необходимые уроки». И каждый из нас во время этих уроков ведёт себя по-разному. Но в тот момент, когда я вижу человека с предметной бедой и болью, у меня всегда возникает вопрос: «Как такое может быть, ведь такой хороший человек? Послали бы это испытание кому-то похуже».

Я верю, что душа не один раз сюда приходит, и поэтому она приходит уже с каким-то опытом, с какими-то особенностями своими, которые в мире физическом, материальном, не объяснить. Как такое может быть? Как в одной и той же семье, например, дети воспитаны в одних и тех же условиях, но вырастают с разными характерами и с абсолютно разными точками зрения на одни и те же вещи. И, поскольку я придерживаюсь мнения, что душа приходит в мир неоднократно, то я верю, что она приходит и со своими положительными делами, и со своими уроками, которые ей нужно пройти, исходя из того, что там у неё было в предыдущем воплощении. 

Мне кажется очень важным, что в «Ночлежке» есть проекты гуманитарные: «Ночной автобус», «Пункты обогрева»… Там можно поесть и переночевать. Это проекты как раз для тех людей, которые, ну, в силу опять же разных причин, хотят просто находиться на каком-то уровне и не хотят пускаться в эти долгие и тяжелые испытания: восстановление документов, добывание правды в суде… Понятно, что часто человеку хочется махнуть рукой на всё это дело.

Если честно, я всегда с ужасом думаю про то, каково принимать решение нашим коллегам из социальной службы. Когда несколько человек к ним приходят одновременно и просятся в приют, а там не хватает мест, и социальные работники должны выбрать, кому помочь сейчас, а кому сказать: «Приходите через месяц».

В городе есть «Дома ночного пребывания», они подведомственны КЦСОНам. (КЦСОН – комплексный центр социального обслуживания населения). Но в городе 18 районов, а этих «Домов ночного пребывания» всего 13, то есть не в каждом районе они вообще есть. Эти 13 приютов рассчитаны на 221-у койку — тоже не так уж много, но при этом и эти 221 койка не всегда заполнены. Дело в том, что получить место в «Доме ночного пребывания» может только человек, у которого последнее место прописки было или «Петербург», или «Ленинград». А сколько бездомных приезжие!?

Мне кажется, я стала более циничной. Многие из историй заставляют меня расплакаться или глотать комок, потому что я нахожусь на работе. Например, было такое, что мне нужно было разговаривать с представителем компании по поводу денег, но за минуту до этого видела, как  человеку здесь стало плохо. А человек был мне симпатичен, дедушка, который тут долго жил, и его несли даже не на носилках, потому что тут лестница с очень высокими ступенями, а в одеяле, несли сложенным, как мешок, и было даже непонятно, жив он или нет. Это было очень страшно, и было совсем не до того, чтобы разговаривать о деньгах. Но нужно было произвести хорошее впечатление. Нам и о грустных проектах нужно рассказывать в духе: «Да, плохо, но благодаря тому, что делаем мы, становится лучше!». И было достаточно тяжело собраться.

При этом я могу, например, пошутить, назвав «Ночлежку» «бомжовкой», но это только с очень близкими людьми, которые хорошо меня знают и понимают, что я не говорю это серьезно. Для меня это признак цинизма. Раньше бы с любым человеком, который так сказал, я затеяла бы целый диспут. Я никогда в жизни не позволяла себе такого говорить. Еще, например, я могу сказать друзьям по телефону, выходя с работы: «Да, выхожу из богадельни!». Мое отношение к «Ночлежке» и к людям, которые сюда приходят, не изменилось, но такова, наверно, моя защитная реакция.

Еще, мне кажется, я стала более реалистично смотреть на жизнь. До работы в «Ночлежке» у меня представления о жизни были не то, чтобы сказочные, но слишком уж радужные.

Я специально спрашивала социальных работников, которые каждый день слушают эти истории, видят людей в полном раздрае: «Что вообще вас вдохновляет? Какими вы выходите после работы?». Тут ведь нет людей, которым всё равно, которые относились бы к своей работе просто как к способу заработать на жизнь. И они рассказывают, что, бывает, целую неделю приходят люди, которые ничего уже не хотят, приходят и спрашивают только: «Там у вас еда какая-то есть, дайте», «Мне бы одежду»… Просят самый минимум, чтобы просто удержаться на плаву, не хотят включаться ни в какие там процессы по восстановлению документов, поиски работы. Но потом вдруг случается одна история, будто звезда загорается: прибегает человек, который получал когда-то нашу помощь, и вот у него всё стало хорошо, и он рассказывает про то, как у него всё сложилось, вот он принёс цветы и конфеты, а то и деньги на работу приюта, он пришёл с благодарностью. И это вдохновляет!

Библиотека “Ночлежки”.

Когда я думаю о том, сколько на самом деле бездомных в городе, и как ужасна жизнь каждого, кто сюда приходит или не приходит, или того, кто даже не знает о «Ночлежке», мне становится страшно, меня даже парализует. Мне начинает казаться тогда что то, что мы делаем — это такой плевочек во вселенную, что на жизнях огромного количества страдающих людей это никак не сказывается. От таких мыслей у меня случается ступор. И потом я сама себе, рассуждая, оставив эмоции, говорю, что лучше, если будет хоть этот плевочек, хоть чуть-чуть. Что это лучше, если мы хоть кому-то поможем, чем если не будет ничего.

Видение своими глазами реального, живого человека, которому мы помогли, дает силы для того, чтобы работать и с теми людьми, которым уже ничего не хочется.

В текучке, в каждодневной работе ты не видишь результата и эффекта работы. А когда раз в две недели я делаю рассылку по сотрудникам, собрав со всех новости, проанализировав их и как-то «причесав», то получается каждый раз очень много новостей. И, если посмотреть, сколько за неделю было сделано, то возникает ощущение, что мы не так уж и мало делаем. И пусть в масштабе Петербурга, и даже одного района Петербурга, это не так уж и заметно, на самом деле мы очень много всего делаем. Особенно, если учесть, сколько ресурсов у нашей организации, в которой совсем немного сотрудников.

Нам часто звонят люди и говорят, что вот тут человек бездомный, пожалуйста, заберите его отсюда. Для меня это очень тяжелая тема, потому что я знаю, что помочь всем просто невозможно. Но если вы видите человека, который в мороз лежит на улице, то надо к нему подойти, в первую очередь удостовериться, что он в сознании, потому что он уже может лежать без сознания, допустим, замерз. Если человеку нужна медицинская помощь, нужно вызвать скорую. Экстренная медицинская помощь должна оказываться всем, независимо от наличия документов, то есть ни паспорта, ни полиса не должны требовать для того, чтобы оказать скорую помощь. Надо дождаться этой машины, (не всегда есть возможность ждать, но нужно постараться это сделать), удостовериться в том, что медицинские работники человека взяли, записать номер их машины, номер бригады, спросить, куда человека повезут. Это всё нужно для того, чтобы бригада скорой видела, что есть человек, которому не всё равно, который может и дальше проследить судьбу этого бездомного. Я лично не один раз видела, как скорая приезжает и ее сотрудники начинают говорить: «О чем вы говорите, куда его везти? Да посмотрите, он пьяный! Чего наше время тратить! В это время реальный, нормальный человек какой-нибудь умирает». Надо дать понять этим людям, что вы будете звонить в больницу, чтобы проверить, довезли туда этого человека или нет, и что позвоните на горячую линию Комитета по здравоохранению, на горячую линию по работе скорой помощи. На сайте «Ночлежки» есть памятка, что делать. Когда начнутся холода, мы будем снова распространять её и в СМИ, и в социальных сетях. Если же человек не нуждается в экстренной медицинской помощи, то имеет смысл купить ему горячее питьё, продуктов, при чем таких, которые он сможет съесть в любой момент, например, консервы с ключом, фрукты, сухофрукты, чтобы восполнить нехватку витаминов, которая зимой ещё больше сказывается. Ну а везти-то человека большую часть года, к сожалению, некуда, потому что, есть, допустим, «Пункты обогрева», но они открываются только в декабре, а холодно еще в начале ноября становится.

Знаешь, если соотнести реалии моей жизни, то получается, что больше всего я работать люблю и спать.Я по-настоящему люблю работать, меня даже иногда это пугает. Я настолько отдаюсь работе, что порой это вызывает физическое истощение. Мне по-прежнему хочется делать, как можно больше каждый день. Я люблю читать, люблю плавать, но читать и плавать у меня получается куда реже, чем работать и спать.

С большим опасением я отношусь к подъему военного патриотизма. Я вообще, если честно, отношусь с большим опасением ко всему массовому. Когда люди делают что-то толпой, меня это пугает. Я боюсь толпы: сознательное в каждом человеке в ней переходит в спящий режим.

Может быть, это плохо, но я с некоторым подозрением отношусь к любым инициативам, происходящим сверху. Мне кажется, они все неэффективны, особенно, если диктуются государством. Я не любительница очернять всё, мне бы очень хотелось говорить, что я горжусь нашей страной, нашим государством, но чаще всего я вижу вещи, про которые могу сказать: «Ну, что их заставляет? Зачем они это делают? Лучше бы они вообще ничего не делали».

(Беседовала Настя Рябцева, фотографии из архива Ночлежки)