АЛЕКСЕЙ

Я родился в самом бандитском районе города Челябинска.

Отец нас бросил, когда мне было полтора года. Сейчас он на Кубани живет. Там у него свои трое детей. Общаться у нас не получается. Там жена такая у него — ужас.

В 2008 меня мама сюда забрала, в Питер. У нас на Урале квартира была, все было. Она сама в 2005 уехала, потому что здесь побольше возможностей: и денег на жизнь можно заработать, и вообще всё, как полагается. Сюда приехал, освоился, стал работать.

Я по профессии сварщик. Этим занимаюсь уже 20 лет.

В детстве я мечтал стать военным. По состоянию здоровья не получилось — у меня бронхиальная астма и последняя стадия плоскостопия, поэтому меня служить не взяли.

Мама заболела. У нее были очень большие проблемы с ногами. Мы встали в очередь на квоту, чтобы маме как пенсионеру бесплатно операцию сделали. Но эту квоту нужно было очень долго ждать. Пришлось продавать квартиру, чтоб сделать матери операцию поскорее. Операцию матери сделали, конечно, но, к сожалению, через неделю после операции она умерла. Так я стал бездомным. Это было 3 года назад. Дорогая была операция. Я тогда работал на железной дороге в ремонтном депо.

В «Ночлежке» я уже второй раз. Первый раз я здесь оказался в августе 12-го года и пробыл по середину января 13-го года. Потом приехала сюда женщина. Искала работников в собачий питомник — там работаешь, там же живешь. Вот там жил и работал. Но, к сожалению, тяжело там оказалось — это без выходных, почти круглосуточная работа. Не выдержал я, уехал сюда обратно в Питер через полгода.

Алексей умывается утром в Ночлежке. Фото: Валерий Зайцев для «Такие Дела».

Сложно то, что на серьезную работу без регистрации не устроиться. Я когда работал на Кировском заводе сварщиком, познакомился там со своим напарником — тоже сварщиком. Он через некоторое время говорит: «Леха, мы с тобой увольняемся. Есть два места на Адмиралтейских верфях — это в порту. Зарплата от 100 тысяч и выше». Ему-то хорошо — у него прописка петербургская, а туда без прописки или со временной не берут людей. Он устроился и мне две с половиной недели держал место сварщика, чтоб мне туда тоже устроиться. Я пробовал, но, к сожалению, служба безопасности меня не пропустила. Я у знакомой матери хотел прописаться, но оказалось, что нельзя — у нее там долги по квартплате, еще двое человек прописаны, поэтому мне дали отбой, и место хорошее я потерял. Пришлось устраиваться в такие конторы, где зарплаты тысяч 20-25… Потом хотел на стройку устроиться. Говорят: «Выходи, работай, только медкомиссию пройди». А у меня денег нет медкомиссию проходить. Опять потерял работу.

Устроился на трубный завод — там полгода где-то проработал, а оттуда меня переманили, пообещали очень большие деньги — позвали сварщиком в командировку в Мурманскую область. Там поселок городского типа, бывшая финская территория, приводили в порядок казармы военные. Это с начала сентября по конец декабря прошлого года мы там работали. Заплатили нам всего тысяч 30, не больше. В общем, обманули нас. Мы уехали, а они пообещали, что если обратно вернемся, то незаплаченные деньги нам вернут, ну, я согласился, вернулся обратно. С января до марта я там проработал, а 5 марта получил серьезную травму, разбился, нарушил технику безопасности. Полез на леса — там высоко надо было варить — без страховки, сидел на поддоне. Поддон подо мной разломился, и я пошел вниз: сломал 2 ноги, кисти рук и позвоночник. Так, как я был устроен неофициально, они меня бросили. И за работу ни копейки не заплатили. Строительная фирма называлась «Таис».

У Алексея переломы обеих кистей. Фото: Валерий Зайцев для «Такие Дела».

Увезли меня на скорой в Мурманск, там сделали операцию на позвоночник. После операции я лечился в Кандалакше. Так как у меня денег не было, мне больница покупала билет обратно сюда в Питер. Это было в конце апреля.

У меня три сломанных позвонка, врачи сказали — повезло, сказали, что был бы сломан позвонок на один ниже, стал бы я инвалидом, ноги бы отказали полностью. Мне без обезболивающего больно. Это теперь так всегда будет.

Когда приехал в Петербург, обратился опять к знакомой и там пожил немного — что делать? Ни регистрации, ни денег — пришлось снова прийти сюда, в «Ночлежку». Я здесь с июля. Пока прохожу реабилитационное лечение, потом медкомиссию на инвалидность буду проходить.

Работу найти не очень сложно, если ты здоровый и, если у тебя с документами все в порядке. А без регистрации сложно. Так как я инвалид уже почти, то на серьезную работу я не рассчитываю.

Фото: Валерий Зайцев для «Такие дела».

Сварщиком я попробовал снова поработать. Где-то с час поработал — руки потом болели так, что ужас. Это же электричество, вибрация. Не смогу я больше сварщиком быть. Я ремень на брюках с болью застегиваю.

У меня был телефон, но он сгорел, сломался.

Один мой друг живет на Ветеранов, другой — в Ленинградской области, еще один — на Ленинском, четвертый —  в Малой Вишере. А прийти не к кому.

Самое страшное — это, когда мама умерла.

До маминой смерти пил, честно, а мама когда умерла, я вообще завязал полностью. Я, кстати, очень доволен даже, что не употребляю эту гадость.

Когда я работал сварщиком, главным моим увлечением была сварка. Я знал, что я за каждую сваренную мною деталь в ответе. Я не любил окончание работы. Честно. Потому что после работы ты думаешь, чем бы заняться еще, и начинаешь лениться.

С 10-ти до 16-ти лет я занимался рукопашным боем, а потом бросил. Дурак был, молодой.

В Петербурге совсем другие люди. Я не знаю, отчего говорят, что здесь люди злые… Здесь люди мягче. Я, когда маму поехал туда хоронить, я не узнал города просто… Вот там люди злые. Я им говорю: «Нет, ребят, я обратно, я здесь не буду жить».

Алексей в мужской комнате Ночлежки. Фото: Валерий Зайцев для «Такие дела».

В Челябинске, во-первых, зарплаты маленькие, во-вторых, там позакрывались предприятия, работы толком нет, а цены там такие же, как здесь, в Питере. У меня там тётка родная — сестра моего отца: у неё пенсия всего 5 тысяч. Она проработала всю жизнь на рынке. Вот она, представь, крепкая такая женщина: мужику с таким, бывает, не справиться, а она с лёгкостью брала мешок картошки и несла. Ей лучше под руку не попадаться, у неё рука тяжелая. Человек она классный, кстати. И помогала нам сколько раз. Помогла мне с похоронами матери очень.

Мама попросила: «Кремируй меня, не хочу, чтоб меня черви грызли, то да сё. Я ее кремировал, а урну там похоронил, где и бабушка похоронена».

Мечта у меня есть. Давно. Так хочется прийти домой, обнять жену, поцеловать ребенка… Только вот кому я нужен? У меня и мама хотела внуков или внучек: «Только побыстрее!» — говорит. Не получалось, не везло.

Сейчас другое время. Сейчас ищут, чтоб был обеспеченный, чтоб жилье, машина, квартира, а не такой, как я. Работу найти, устроиться, снять жилье, там уже, может, и повезёт — познакомлюсь с кем-нибудь.

Вообще-то я верю в справедливость, если честно.

Вот бы можно было подойти к человеку, и он бы тебе мог помочь — не деньгами даже, советом умным, словом.

Чего на судьбу сетовать? Надо просто об этом не думать, о том, за что мне все это. Покаяться перед Богом — тогда он поймет, простит и поможет.

Чего смерти бояться? Все когда-нибудь умрем.

Я думаю, завтра надо будет в церковь сходить. Обидно, денег на свечки нету.

(Беседовала Настя Рябцева, фотографировал Валерий Зайцев для «Такие ∆ела»)